Преступная любовь. И другая печальная проза - Олег Яненагорский

– Парню не повезло еще до рождения. Его мать рано вышла замуж, муж был несколько старше ее, жили они вместе с матерью мужа…

– Да в чем же тут невезение, – нетерпеливо перебил практикант, – тысячи молодых рано выходят замуж или женятся, рожают… многие живут с родителями и что, всем не везет с судьбой, все оказываются на скамье подсудимых?

– Терпение, терпение и еще раз терпение, мой юный друг. Не помню, кто сказал, что дьявол – в деталях, а может быть, и не так было сказано, может быть: «Бог – в деталях», не знаю. Впрочем, к моему рассказу это имеет только косвенное отношение.

Мать мужа, то есть свекровь молодой жены, была одинокой женщиной, воспитавшей сына «для себя». Мальчик рос среди постоянных уверений, что она пожертвовала своей жизнью для него… И что он должен это всегда ценить.

Естественно, выбор невесты мать не одобрила, и ее всегда и все раздражало в молодой жене. Она находила множество способов показать сыну свое недовольство.

Осознанно или неосознанно, хотя лично я думаю, что вполне осознанно, она стремилась разрушить семейную жизнь сына. И дело было не в том, хороша или плоха была жена сына – на ее месте любая была бы плохой. Среди «фирменных фокусов» любящей матери были постоянные вопросы о питании и здоровье сына…

– Ну, никак я не пойму, что плохого в том, что мать волнуется за здоровье сына или спрашивает, как он питается, – опять перебил адвоката практикант. – Моя мать тоже это спрашивает. Адвокат внимательно посмотрел на практиканта, помолчал, а затем продолжил:

– Конечно, ничего плохого в этом нет, если знать время и место для того, чтобы задать подобные вопросы. Но мать норовила задать в тот момент, когда молодые уединялись в своей комнате. Мне кажется естественным желание мужчины и женщины любить друг друга… хотя бы в медовый месяц… Так вот, мать обязательно появлялась перед началом их близости и спрашивала, не было ли у сына температуры вчера утром. Потом, через несколько минут, она вновь приходила и уточняла, что было на обед в рабочей столовой… Вариантов «в вопроснике» было множество. Молодая жена злилась, но молчала, хотя иногда даже любящий сын взрывался и начинал орать на мать. Впрочем, утром он потом долго извинялся и всегда был прощен. Еще были фокусы с систематическими заболеваниями матери, во время которых сын должен был неотлучно находиться в комнате матери все свободное от работы время….

…После рождения ребенка жить стало еще тяжелей, и однажды молодая измученная мать поставила вопрос ребром: «Или я, или твоя мамаша. Выбирай». Узнав о такой постановке вопроса, свекровь срочно легла в больницу. По ее словам, жить ей оставалось всего несколько недель.

– Мать вскоре умерла? – спросил практикант.

– Я не удивлюсь, если эта женщина нас с Вами, молодой человек, переживет и спляшет на могилах всех своих знакомых. Ее болезни – это средство привязать к себе сына покрепче. Молодая жена это быстро поняла и не стала мучить своего мужа проблемами морального выбора. Забрав ребенка, она ушла, решив, что одна воспитает сына. Через полгода суд развел супругов. Так еще одна женщина вошла в порочный круг воспитания сына в одиночку. Жизнь ее была трудной, и только редкие встречи с мужчинами скрашивали тяготы одиночества. Мальчик рос среди перепадов материнского настроения: от пылкой любви, лобзаний и потакания всем капризам до ругани и сравнения с отцом-идиотом. Потом у подростка начались проблемы с соблюдением закона, какое-то время матери удавалось прикрывать выходки сына, так как она сама тогда уже работала в правоохранительных органах. Безнаказанность толкала мальчишку на поиски «новых приключений». После достижения возраста привлечения к уголовной ответственности, он получил первый срок условно. Наказание по второй судимости парень отбывал уже реально, а сегодня его осудят в третий раз…

Заслушавшись, я не заметила, что судья уже возвращается из совещательной комнаты и нетерпеливо мнется на пороге, делая мне призывные знаки. Одновременно через другую дверь конвой вводил подсудимого.

«Встать! Суд идет», – крикнула я излишне громко. Председательствующий с неудовольствием глянул на меня.

После оглашения приговора, подождав, когда все разойдутся, я закрыла зал и вышла в коридор. Услышанный рассказ почему-то не выходил из головы. Возле гардероба я увидела адвоката, подошла к нему и через силу спросила:

– А Вы… понимаете, я случайно слышала Ваш рассказ в зале… А вы откуда все это знаете?

Видимо адвокат думал о чем-то своем, так как до него не сразу дошло, о чем же я спрашиваю. Потом он тряхнул головой, грустно усмехнулся и сказал:

– Его мать была моей однокурсницей на юридическом факультете и даже свидетельницей со стороны невесты на нашей свадьбе. Многое я видел сам, а об остальном… об остальном догадался по результатам воспитания. Парень сам во многом виноват, но все равно жалко…

Персики

Холодная электричка грохотала по стылым пригородным рельсам. Я вышел из полудремы, все еще прокручивая в голове обрывки дневных разговоров и незаконченных командировочных дел. Передо мной сидели молодая привлекательная женщина и мальчик лет 9—10, видимо, ее сын.

«Крепко же придремал, если даже не заметил как рядом сели попутчики». В вагон я входил один, ни женщины, ни мальчика там не было.

Увидев, что я проснулся, женщина улыбнулась. «Наверное, наблюдала за мной, пока я спал», – подумалось мимоходом. Вагонные плафоны вспыхнули ярче, и женщина снова улыбнулась. «Хороша и похожа на молодую Жаклин Кеннеди», – мелькнула мысль – мне всегда нравился такой тип женщин, и я до сих пор не упрекаю себя за плохой вкус».

Внимательно посмотрев в глаза незнакомки, я почти все понял – «одинокая женщина желает познакомиться». Одинокая и не имеет значения, есть ли рядом с ней муж или какой-нибудь мужик. Одиночество вдвоем хуже одиночного заключения.

«Мама, мама, пойдем уже вокзал скоро», – мальчик тянул женщину за руку. Электричка действительно уже проходила Западный парк и через пару минут должна была остановиться у Центрального вокзала. Женщина поднялась, мы вышли в тамбур и снова посмотрели друг другу в глаза.

«Мама, мама, – мальчик уже не тянул, а дергал женщину за рукав шубки. Я взглянул на мальчика, глаза его полыхали ненавистью. И для меня в холодном тамбуре запахло персиками…

…Полуденный среднеазиатский зной немного схлынул. Мужчине, сидевшему за столиком в саду, явно нравилась молодая женщина, развивавшая чай. Он был увлечен разговором с ней, и с неохотой откликался на зов сына.

«Пап, ну пойдем на арык, пап, ну, давай в мячик поиграем, пап…».

«Сынок, поешь персики», – сказал отец и, не глядя на сына, протянул руку к керамическому блюду. Огромные сочные персики источали густой запах…

Двери вагона разошлись, и в тамбур хлынул поток морозного воздуха. Запах персиков исчез. Я улыбнулся мальчику, спрыгнул на перрон, подал женщине руку и, не оглядываясь, пошел в сторону вокзала.

Чужие окна

Я молю о Божьей милости для тебя…

Известия с фронта становились все более тревожными, а в лазаретах количество раненных увеличивалось с каждым днем. Она сама это хорошо видела, так как в дневное время участвовала почти во всех хирургических операциях. А ведь врачи работали еще вечером и ночью. Женщина, ставшая сестрой милосердия, уже почти привыкла сдерживать свое волнения при стонах раненных, терпеливо убирала с операционного стола ампутированные руки и ноги. И только к запаху гнойных ран не могла привыкнуть…

Она снова перечитала начало письма к мужу, находящемуся на фронте.

Мой родной, мой милый! Мой любимый!

Какую радость мне доставляют твои письма и телеграммы! Благодарю Бога за это счастье – так отрадно было получить их после твоего прибытия на место. Бог да благословит твое присутствие там!…

Конец ознакомительного фрагмента.